Ушкуйник - Страница 79

К вечеру остановились на стоянку в лесу. Лошади обгрызали еловые ветки. Костёр не разводили, боясь себя обнаружить. Спали на снегу, хорошо — полушубки овчинные тёплые. Ноги только мёрзли в сапогах. Валенки бы сюда, да в них не повоюешь — даже ноги в стремя не вденешь.

Утром снялись со стоянки быстро. Дозор следы отыскал. В лесу-то они сохранились лучше, чем в поле да лощинах.

Было уже за полдень, когда дозор увидел и задержал мужчину. Это оказался Савва.

— Прости, Михаил, не успел вернуться. Коня нет, лыж нет, а по снегу идти быстро не получается.

— Ты нам главное скажи — вотяков не упустил? — вмешался Кондрат.

— Нет, до места выследил. Вёрст через десять деревня ихняя — с полсотни домов. Пленных в амбаре большом заперли. Из похода вотяков двадцать два человека вернулось — я счесть успел. И в деревне ещё два десятка воинов оставалось. Вождь ихний, которого я стрелой ранил, помер. Если я не ошибаюсь, сегодня хоронить будут его или сжигать. Какие у них порядки, у этих язычников, — кто его знает.

Савва замолк. Кондрат сплюнул.

— Ежели они язычники, то на похоронах жертву человеческую приносят.

— Тогда чего мы стоим? — горячо воскликнул Михаил. — Савва, веди!

Савве дали коня из запасных, и сотня по его следам пошла к вотякской деревне. Но как не торопились они, а почти полдня ушло. Быстро по лесу не поедешь — ноги коням сломать можно, попади копыта в барсучью нору или на кучу валежника — поди разгляди, что там под снегом.

К вечеру вернулись дозорные.

— Впереди, в полуверсте, деревня ихняя. Суетятся чего-то, поленья в центре складывают — вроде костёр большой палить хотят.

— Савва, проводником будешь. Веди два десятка вокруг деревни. Надо, чтобы ни один вотяк не ушёл. Мужчин всех убить, стариков — тоже. Женщин и детей — в плен. Продадим их потом татарам. Пусть на своей шкуре испытают, что вятичам готовили, — жёстко распорядился Кондрат.

Савва с воинами уехали. Выждав время, Кондрат сказал:

— Приготовились!

Воины скинули полушубки и шапки, из чересседельных сумок достали и надели шлемы. Запасные кони и полушубки остались под охраной двух воинов.

— Вперёд, — только молча!

Конный отряд выбрался из леса на обширный луг вокруг деревни, рассыпался полукругом и начал разбег. Воины выставили вперёд копья. Мишка стоял рядом с Кондратом. Копья у него не было, да и пользоваться им он не умел — держал в руках заряженный арбалет.

В деревне их заметили поздно. Большинство жителей собралось вокруг огромного костра, и лишь случайно кто-то из них заметил чужих воинов. Тут же поднялся крик, женщины и дети кинулись по домам, надеясь укрыться. Вотяки-мужчины пытались выстроиться цепью и организовать оборону.

Мишке вспомнилось вдруг, что вотяки так же напали на обоз, а русские пытались защищаться. Сейчас ситуация поменялась с точностью «до наоборот».

Удар конницы был сокрушительным. Снег окрасился кровью. Не меньше половины мужчин были смяты первым ударом. Мишка заметил, как из деревни, схватив детей, бежали к противоположной опушке женщины. Но навстречу им выезжали русские конники.

В центре улицы, на небольшой площади ярко полыхал громадный костёр, на самом верху которого виднелось тело убиенного вождя. Пламя уже добралось до него, тело корчилось, и смотреть на это было жутковато — казалось, что вождь ожил и хотел подняться, чтобы встать на защиту деревни.

Воины дрались с вотяками на саблях. Мишка держался чуть позади. Неожиданно он заметил, как один из вотяков схватил горящую головешку и побежал от места боя в сторону. Мишка почуял неладное и ударил коня пятками в бок, пустив вскачь за вотяком.

Избы уже заканчивались. Вотяк подбежал к большому амбару.

«Поджечь хочет! — вспыхнуло в мозгу у Мишки. — Там же пленники!»

Он остановил коня, вскинул арбалет, и только вотяк замахнулся горящей головней, чтобы закинуть её на крышу из соломы, как Мишка нажал на спуск. Вотяк рухнул в снег, головня, зашипев, погасла.

Мишка подбежал к амбару. На крепких двустворчатых дверях висел пудовый железный замок.

— Самому не сбить! — отчаялся Мишка. Он заскочил внутрь ближайшей избы и остановился, оглушённый визгом женщин и детей, забившихся в угол.

— Топор давай!

Женщины испугались ещё больше, визг перешёл в вой. Видимо, они решили, что русский хочет разбить им головы.

— Топор давай, мать вашу! — выругался Мишка.

Одна из старух указала на дверь.

«Выгнать хочет, что ли?» — подумал он. Потом дошло — инструменты в сенях лежат, в самих комнатах их не хранят.

Впопыхах он пробежал сени, не заметив развешанного на стене инструмента. Схватив топор, вернулся к амбару, обухом топора двумя ударами сбил замок и отворил одну створку двери.

— Выходи, люд православный, свобода!

Из проёма выглянуло несколько испуганных лиц.

— Да это же купчик молоденький, из обоза нашего!

И тут же из амбара посыпался народ. Оказалось, что тут сидели в заточении не только хлыновские обозники. Были и устюжане — даже люди из Ярославля и Владимира.

Большую партию живого товара для продажи приготовили вотяки. Кто-то благодарил Мишку за спасение, некоторые, не веря в освобождение, бросились в лес. Были и такие, кто, выломав жерди из забора, побежали по улице к центру, надеясь встретить обидчиков и поквитаться.

Мишка взял лошадь под уздцы и повёл к площади.

Бой уже закончился. Недалеко от костра сидели на снегу связанные вотяки. Сюда же подтянулись и освобождённые пленники.

— Что с ними делать будем? — с коня вопрошал Кондрат.