Михаил пошёл, оглянувшись на ходу: интересно было — зачем Тихону веник? А тот шёл по Мишкиным следам и, уничтожая их, заметал веником снег. Ловко! Так вот какую тайну хранит земля под Кукаркиной слободой!
Выйдя из оврага — уже наверху, на Кузнечной улице, — они стали прощаться.
— Спасибо тебе, Михаил, что из лап разбойничьих меня спас! Видно, Божьим промыслом. Прощай, купец, даст Бог — свидимся.
— Откуда ты знаешь, что я купец? Я же тебе говорил — гребец с ушкуя!
— Я тебя при свете узнал. Лавка у тебя есть, и девушка Лиза там работает.
— Откуда ты знаешь?
— В книжной лавке я с ней познакомился. Она «Житие святых» покупала. Читать любит, а это — редкость, тем более — для девушки.
Мишке стало неудобно за своё враньё.
— Извини, если что не так, Тихон, — он протянул ему руку.
Тихон пожал её:
— Только о ходе подземном — никому.
— Обещаю! Ну, удачи тебе!
Мишка направился к дому. Около него стояла подвода, и ушкуйники сносили товары в лавку. Мишка подошёл, остановился в сторонке, понаблюдал, да и встал у входа. В лавке Лиза распоряжалась. «Рулоны сюда несите», — слышался её голос.
Из лавки вышел ушкуйник Никита, наткнулся на Мишку и, не узнав его, оттолкнул.
— В сторонку прими, не видишь — товар разгружаем.
Мудрено было в Михаиле признать хозяина: зипун с чужого плеча — едва не до пят. Однако глазастая Лиза сразу его узнала.
— Ой, хозяин вернулся! — И кинулась ему на шею. — А сказали — сгинул, то ли в лесу заблудился, то ли утоп!
Никита рулон ткани чуть из рук не выпустил.
— Михаил! Ты живой?!
— Как видишь. Даже потрогать можно.
— А… э… — Никита не мог подобрать слов. — Да как же это? Павел к деду твоему пошёл — о беде рассказать.
Мишка вошёл в дом, поднялся по лестнице и застыл у открытой двери в комнату деда и бабки. Слышался голос Павла:
— Так и получилось. Нигде нету. Посудилипорядили и решили в Хлынов ушкуй гнать. По воде уж шуга плыла. Не дай бог, думаю, лёд встанет — что тогда? Хоть бросай ушкуй с товаром.
Мишка вышел из-за притолоки. За столом сидели дед с бабкой, вытиравшие слёзы, и Павел с понурым видом — спиной к двери. Увидел дед Мишку, рот от удивления открыл, бабку локтем толкает.
— Ты чего, старый, пихаешься?
А дед и сказать ничего не может, только пальцем на Мишку показывает. Глянула бабка — Мишаня стоит, живой, — да как заголосит!
— Вернулся, любый мой внучек! А я уж и не чаяла живёхоньким тебя увидеть!
Павел вскочил, глаза на Мишку вытаращил.
— Это… Ты как здесь?
— Как ещё — пешком, ты же меня не подождал, в лесу бросил, — жёстко заявил ему Михаил.
— Что ты, что ты, как можно! Мы утром рано встали. Я беспокоился — морозец, как бы лёд не встал. Хватились — нет тебя. Кабы разбойники напали, шум был бы, крик. Но даже дежурный ничего не заметил. Мы покричали, пошумели — никого. Решил я: если утоп ты, ждать бесполезно, а если заблудился в лесу, сам вернёшься. Так оно и вышло.
— Разбойники меня в плен взяли — оглушили чем-то по голове, да и уволокли. Освободиться удалось. Нас двое было в полоне — я и Тихон из Кукарки. Только вот пришли.
— И слава богу! — Павел выглядел обрадованным. И объяснял всё складно. Ушкуй в целости привёл, товары в лавку на подводе перевёз. Всё чин-чином.
— Спасибо, Павел. Только кричал я вам вдогон. Правда, ушкуй уже далеко был, не услыхали вы меня.
Павел поклонился низко.
— Прости, Михаил, не со зла ушли. Ушкуй с товаром я спасал. Кабы знал, ждал бы весь день.
— Бог простит, Павел, а я прощаю. Иди. Скинул зипун на пол.
— В баню хочу. Кто у нас там во дворе, на охране?
— Вроде как Тит был.
Михаил вышел во двор, как был — в одной рубахе.
— Здравствуй, хозяин! С прибытием! — поприветствовал его Тит.
— Вот что, Тит, не в службу, а в дружбу — натопи мне печь. С дороги я, помыться хочу.
— О, святое дело! С дороги помыться — самое то, что нужно. С парком, с веничком, а опосля — пивко! Сделаю, как натоплю — скажу. Не изволь беспокоиться, хозяин.
Мишка сначала смущался, когда его называли хозяином. Какой он хозяин? А потом привык. Сам трудом в поте лица хлеб насущный добывает, людям работу даёт. Так кто он после этого? Хозяин и есть.
Он дождался баньки, хоть и устал, и спать хотелось. А уж после — поел. Нельзя в баньку-то сытым — париться плохо, сердце заходится. И — в постель. Ну и что, что день на дворе! Ночью-то поспать не удалось, да и прошли много, ноги даже после бани гудели.
Проспал он до утра. И утром ещё бы спал, кабы не Лиза.
— Хозяин, Михаил, ты жив ли?
— А… — он поднял голову. — Дала бы ещё поспать, так хорошо! Сон чудный приснился.
— Так ведь полдень уже скоро, два раза еду в печи грела. Покушать бы надо.
Мишка действительно ощутил голод.
— Надо. Иди, накрывай на стол.
Поев, решил Михаил к Косте сходить. Поздравить-то его с назначением важным так и не успел. Хотел, да не пропустили. Обидно немного, да Михаил и сам понимал: не выбился он ещё в старшину — не по возрасту, не по положению.
Костя встретил радушно.
— Давненько я тебя не видел! И поздравить даже не зашёл!
— Заходил я — тем же вечером, только меня даже на порог не пустили.
— Неприятная конфузия… Прости, не успел воинов предупредить.
— Ладно, чего не бывает — понимаю.
— Я слышал, в последнем плавании у тебя неприятности были?
Во как! И суток не прошло, как Михаил в городе появился, а слухи уже до Кости дошли.
— Были, — неохотно признал Михаил. — Меня на стоянке разбойники в плен взяли. — И он рассказал Косте обо всём подробно, единственно, о чём умолчав — так это о подземном ходе.