Ушкуйник - Страница 5

— Не части — по очереди, по кругу.

И здесь оплошность! Не бывал ранее в походах парень, не ел гуртом, не знал мелочей. Кушать сначала начинал кормчий, как главный на судне, за ним, по очереди — члены команды.

Матросы с аппетитом ели. Мишка, прислушиваясь с интересом к их неспешному разговору, не заметил, как вокруг сгустилась тьма, на небе высыпали звёзды. Лицо от близкого огня костра раскраснелось, стало даже жарко, а со спины подступала ночная прохлада — приходилось поворачиваться к костру то одним, то другим боком, чтобы согреться.

В животе у Мишки разлилась приятная тяжесть, веки стали слипаться.

— Первую вахту несёт Никанор, за ним — Трофим.

Все, кроме вахтенного, улеглись спать. Павел устроился на ушкуе, остальные расположились на берегу.

Усталый Мишка, подложив руку под голову, снова и снова вспоминал впечатления первого дня пути и пытался представить себе другие города, в которых они побывают. А воображение несло его ещё дальше — в иноземные страны с другой стороны Чёрного моря, о которых говорили матросы. Неведомые и далёкие, как Стожары, поблескивающие над головой…

Ночь прошла спокойно, и Мишка отлично выспался. Утром, едва только забрезжил рассвет, вахтенный развёл костёр, вскипятил воду и бросил туда горсть травяного сбора. Попили горячего душистого настоя, похрустели сухарями и — снова в путь.

От реки тянуло сыростью, было зябко. Но потом поднялось солнышко, пригрело. Около полудня Павел скомандовал опустить парус, налёг на рулевое весло. Ушкуй стал поворачивать вправо и вошёл в русло небольшой реки.

— Пижма, — пояснил Павел.

Снова подняли паруса и шли под ними почти до вечера.

— Везучий ты, парень: ветер всё время попутный, под парусом идём, на вёсла не садились, — сказал за ужином кормчий.

После кулеша — снова в сон. Только поспать не удалось. Когда наступило время второй вахты — ближе к первым петухам, — раздался всполошный крик:

— Тревога! Тати!

Все мгновенно вскочили и бросились к ушкую. Расхватали из носового рундука топоры да сулицы — эдакие коротенькие метательные копья в три локтя длиной — и кинулись назад на полянку, где вахтенный Капитон с кем-то схватился. В слабых отблесках едва горевшего костра Мишка никак не мог разглядеть — кто с кем дерётся. Недолго думая, он бросил в костёр валежник. Костёр ярко вспыхнул и осветил поляну.

Четверо чужих, обросших мужиков в драной одежде дрались с командой. Чужаки, держа в руках дубины довольно жуткого вида, напирали, пользуясь превосходством в длине своего оружия. Силы были примерно равны, и бой шёл с переменным успехом. Слышались крики ярости, стоны от ушибов, крепкий матерок.

Мишка никак не мог определиться, что ему делать. Павел крикнул:

— Помогай!

Чем? Как? Мишка выхватил из костра горящую головню, подскочил сбоку к нападавшему мужику и ткнул ему головней в лицо. Мужик взвыл, волосы у него на бороде затрещали и вспыхнули. Он заорал, бросил дубину и схватился за лицо.

Матрос — а это был Никанор — тут же воспользовался удобным случаем и сулицей ткнул нападавшего в живот. Мужик рухнул на землю и засучил ногами. Мишке стало страшно, он отбежал в сторону.

Численный перевес сразу сказался, разбойники дрогнули и, когда Трофим раскроил топором голову ещё одному татю, побежали и скрылись в тёмном лесу.

— Фу, отбились! Сколько же этого дерьма развелось — ни тебе по дороге с обозом проехать, ни на стоянках отдохнуть спокойно не дают. Раненые есть? — спросил Павел.

— Кажись, у меня рука сломана, — простонал Капитон.

На него напали неожиданно, и он не успел защититься. Благо тревогу поднял.

Корабельщики содрали толстую кору с дерева, наложили её на руку и всё обмотали холстиной. Спать уже никто не ложился.

— Молодец, парень, ловко ты головней в харю-то ему ткнул! — похвалил Павел. — А вообще-то знай, что какое-никакое оружие у нас в носу ушкуя лежит: топоры, сулицы, даже меч.

Мишка кивнул и спросил:

— А почему у него волосья на бороде затрещали?

— Тати по лесам сидят, бани годами не видят, и руки после жирной пищи о бороду вытирают. Промаслена борода-то, потому и загорелась. У тебя по годам твоим малым борода ещё не растёт, откуда тебе об этом ведать.

За полдня они успели подняться до верховьев Пижмы. Тут река уж вовсе узкая стала, в иных местах борта о берега задевали. От берегов команда и отталкивалась жердями. Мишка с интересом ждал — чем это кончится? Всё оказалось проще.

На берегу показался мужик в одних портах — без рубахи и босой.

— Всё, добрались до волока! — довольно сказал Павел.

Мужик на берегу подошёл поближе.

— Что, хозяин, перетаскивать будем?

— Будем.

— Две монеты.

Кормчий протянул мужику приготовленные деньги. Мужик свистнул залихватски — так, что уши заложило. Вскоре из леса появились ещё мужики, ведущие коней в узде.

Ушкуй выволокли на берег, поставили килем на жёлоб из брёвен, густо смазанных пахучим дёгтем, впрягли лошадок и потащили-поволокли. Команда шла следом.

Волокли судно часа три, потом столкнули его в небольшую речушку — носом по течению.

— Счастливо добраться!

Матросы стали отталкиваться от берега жердями, и ушкуй, подхваченный течением, медленно двинулся вперёд.

— Ну, видел теперь, что такое «волок»? Мы из Пижмы в Ваю перебрались. Ещё две речки впереди, и мы в Волге. А там уж плыви куда хочешь.

— Павел, а почему нельзя по Вятке в Каму? Я слыхал, что Кама в Волгу впадает.

— Спору нет, можно и так. Реки полноводные, и деньги за переволок платить не надо. Только закавыка одна есть. Там, где Кама в Волгу впадает, город татарский стоит, столица ихняя — Казань называется. Мимо никак не пройдёшь. И — мытари, что деньги со всех судов взимают в пользу хана казанского. К тому же путь сей — длиннее, а потому дольше. Понятно? — Спасибо, понял.