— Эй, отпирай. Выйдешь сам — живым оставим. Будешь сопротивляться — убьём! — это Зосима крикнул в окно.
В ответ полился поток ругательств. Местного языка никто не знал, но по тону и без перевода понятно было.
— Зажигай!
В окна полетели зажжённые тряпки. Почти тут же оттуда высунулась крепкая волосатая мужская рука, и одна чадящая тряпка полетела обратно во двор.
— Ты гляди, чего делает! — подивился Зосима. — Что, не нравится?
Сам он стал сбоку от другого окна. Оконца были узкие, высокие. Из него снова показалась рука с тряпкой. Зосима ловко рубанул по ней топором. Из дома донёсся дикий, почти звериный рёв. По коже ушкуйников пробежали мурашки.
Спустя мгновение резко распахнулась дверь, и во двор выбежал огромного роста обнажённый по пояс ордынец с искажённым от боли лицом и лихорадочно горящими глазами. Из культи правой руки сочилась кровь. Обрубок был наскоро перехвачен верёвкой. В левой руке ордынец держал странный меч — не очень длинный, но широкий к концу лезвия и изогнутый. Ордынец описывал им вокруг себя полукружья, с шипением разрезая воздух. Попытался было один ушкуйник с сабелькой приблизиться к нему, но раздался звон разрубленного металла, и в руке у русича осталась только рукоять, — лезвие сабли отлетело.
— Окружай его и — в топоры! — скомандовал Михаил.
Со всех сторон, как раненого медведя, обложили ордынца ушкуйники. Пока один делал выпад топором, другой успевал лезвием сабли или топора резануть гиганта по спине. Он уже весь был в крови, но пока держался на ногах. Однако сказывалась большая кровопотеря, и гигант пошатывался, отбиваясь от ударов наседающих ушкуйников.
Было видно, что надолго сил у него не хватит, и корабельщики решили измотать врага. Враг с душераздирающим рыком бросался на вятичей, но те благоразумно отступали, а иные, кто был за его спиной, не упускали возможности кольнуть саблей в ногу, ягодицу или спину. Внезапно ордынец остановился, закачался и рухнул. Все стояли и смотрели на поверженного врага, опасаясь приблизиться.
— По-моему, он не дышит, — предположил кто-то.
Тело кольнули саблей в ногу, потом в спину.
— Готов!
Ушкуйники осторожно подошли и с нескрываемым интересом уставились на необычное оружие ордынца.
— Что у него за меч такой?
Один из ушкуйников нагнулся и вытащил меч из руки ордынца. Далось ему это непросто: пальцы мёртвого ордынца продолжали крепко сжимать рукоять меча.
— Ого, тяжёлый, только такому и по руке.
— Хватит пялиться, идите в дом. Обыскали. По всему видно было, что гигант жил один, обстановка скудная, но мешочек с серебряными дирхемами они всё же нашли.
«Странный тип!» — подумал Мишка.
Ушкуйники подошли к дому напротив, постучали в ворота. На удивление корабельщиков, калитка открылась. С поклоном их встретил невольник в ветхом рубище и серьгой в ухе.
— Хозяин где? — с ходу спросил Михаил.
— Где ему быть — воевать ушёл, он нукер ханский.
— А ты кто?
— Раб.
— Русский?
— Да, рязанец.
— Давно здесь?
— Десять годков.
— Много! Деньги, золото где у твоего хозяина?
— В сундуке. Пойдёмте, покажу.
Раб привёл их в комнату, показал на сундук в углу.
— Только ключей у меня нет, хозяин их всегда с собой берёт.
— Обойдёмся!
Замок сбили топором, отбросили крышку. Он был наполовину полон драгоценностями. Причём — только женскими. Цепочки, нитки жемчуга, височные кольца, серьги, перстни.
— Вот сволочь, с пленниц снимал!
— Повозка и ишак или мул есть?
— Есть, я за кизяком в степь на нём езжу — для печи.
— Запрягай.
Когда уже грузили сундук на телегу, Михаил спросил:
— А кто этот сосед? Огромный верзила, с мечом широким. Еле справились.
— Палач городской. Мечом он руки да головы рубил. Сами городские его боялись. Зверюга!
— Сдох сей зверюга.
— Тьфу! — раб сплюнул.
— Трогай. Вы двое — на охрану. Можете сюда не возвращаться. Мы ещё пару домов пройдём — и на причал.
В других домах жители сопротивления не оказали. В двух жили работорговцы. Их убили, а невольников выпустили. Они обступили ушкуйников, напряжённо ожидая решения своей участи в чужом городе. Из их числа Михаил выбрал крепкого русского мужчину.
— Домой вернуться хочешь ли?
— Бога за вас молить буду!
— Ступай с нами, мне гребец на судно нужен. Михаилу требовалась замена погибшему Ефиму.
Из группы невольников отделился парень, едва старше Михаила. Редкие волосы только начали появляться на его щеках.
— Возьмите меня с собой! Я и грести умею, и из лука стрелять. Охотник я! Тятеньку басурманы замучили — сгиб он, один я остался.
Пожалел его Мишка за сиротство, да и лучник нужен был, если, конечно, парень не врал про охотничье умение.
— Хорошо. Звать тебя как?
— Саввой.
— Беру. Пойдёшь с нами, Савва. Остальные зашумели, заволновались:
— А нам куда? А мы как же? Всё одно теперь нам здесь не жить — басурманы вернутся, на нас отыграются, пока все кровушкой не захлебнёмся.
— На пристань идите, ищите воеводу. Он скажет.
Только воевода походный Костя Юрьев и сам подошёл к Михаилу — уже в сумерках, когда ушкуйники сидели вокруг котла и ели наваристый шулюм из баранины.
— Здравствуй, честной народ русский! Вижу, устали, изымая у басурманина то, что он прежде у нас украл. Вот и сейчас Ахмат по земле русской шастает, горе множа. Ну и до него доберёмся! — погрозил он кулаком в сторону Заволжья, куда ушло ханово войско. — А много ли напромышляли, удальцы-ушкуйники? — вдруг весело спросил Костя.